Почти год под пляски с гиканьем и свистом

   
     
 

Беззаботное котячество, пора взросления со смутными и неясными желаниями, послеоперационное недомогание остались в прошлом. Гормоны больше не туманят голову – и весь свой немалый интеллект Фима с энтузиазмом направляет на исследование доступного мира и на полное наслаждение dolce far niente. Если я дома и чем-то занята – у меня всегда имеется соглядатай, который не упустит возможность сунуть лапу и нос в мои дела. А если никого нет дома – это время используется для полноценного сна. Идентифицируют меня по звуку ключей однозначно: в открываемую дверь тут же просовывается серый нос, хрипловато – со сна – приветственно взмуркивает; затем Фима заваливается на спину сразу у порога и в полном довольстве дрыгает лапой. Ритуал приветствия неизменен: полагается хорошенько потянуться, затем демонстративно пару раз шкрябнуть по когтедралке и снова развалиться пузом кверху на самом проходе – дескать, день прошёл на лежанке, тихо и без замечаний… но: от обоев отодраны крошечные «стружки», с открытых коридорных полок всё лишнее снято, интернет-кабель вытащен на всю длину, а посреди коридора валяется погрызенный веник…

Главный и парадный церемониал встречи приберегается для хозяина: его слышит и узнаёт за две двери, лишь стоит ему присесть в кресло – Фима устремляется к нему развязной походкой профурсетки, выгибает горбом спину, выставляет хвост кочергой и трётся об ноги. Затем слитным длинным движением брякается на спину на пол и томно переваливается с боку на бок, не разрывая зрительного контакта и легонько прихватывая когтями за штаны. Но – руками девицу не трогать! Плюс много очков к мужественной хозяйской привлекательности добавляют неснятые носки – по такому случаю исполняется пантомима «Ваня, я ваша навеки!».

Лизочка была трусовата – видимо, ей казалось, что под личиной любого гостя скрывается торговец живым товаром, поэтому благоразумнее переждать нашествие чужих под ванной. Фима сделана из другого теста: гостей надо обнюхать, с ними можно поиграть, на них приятно поглазеть, а когда они уйдут – утомлённо упасть камнем и поспать час-другой. Почему-то большой любовью пользуется пара гостевых тапок, причём один из них (всегда один и тот же) непременно уносится в норку и там изгрызается до состояния вологодских кружев – второй тапок остаётся сиротливо стоять у входа.

В пору счастливого фиминого детства можно было ограничить ей доступ с помощью шестилитровых пластиковых бутылей с водой. Ребёнок вырос – и легко двигает баклажки, особенно если они преграждают путь к интернет-кабелю (уже изрядно погрызенному, но пока – к моему счастью – непобеждённому). Пытливый и непоседливый ум вынуждает её постоянно искать новые источники развлечений, а вот это уже чревато: и кактусы мои мне дороги, и обои не лишние, да и проросший чеснок объедать кошке не следует. Как-то оставленный на хозяйстве сын не уследил – и Фима запрыгнула на горячую плиту, обожгла подушечки лапы. Великолепное шоу получилось из замены герметика вокруг ванны: чопорно подобрав под себя лапки на верхней поверхности стиральной машины, Фима неотрывно следила за процессом. А уж как удался пошив постельного белья! Ворох ткани можно пооблизывать и помусолить, в нём можно спрятаться в засаде, на него можно напасть и попытаться утащить, а если подёргать за нитку в швейной машине – то можно прекрасно поиграть с хозяйкой в догонялки.

К счастью, осталась в прошлом любимая форма вечернего досуга: валяться под моим креслом-качалкой – под самыми полозьями – и, растопырившись мохнатой морской звездой, лениво цеплять меня когтистой лапкой – дескать, играть мы сегодня будем?  Старые игрушки сложены в коробку, периодически Фима вдумчиво выбирает что-нибудь «на поиграть»: меланхолично подцепит когтём мячик… уронит обратно – нет, не то. Куснёт пару раз верёвку – тоже не годится. А вот палочка для маникюра! О! Бросит взгляд на хозяйку (ибо свои я охраняю бдительно), возьмёт в зубы и пойдёт, от греха подальше, за диван, там и брякает палочкой об кафель – очень ей звук нравится, да и погрызть приятно. Дольше всех игрушек продержалась лазерная указка, но теперь и это старо и скучно. Можно, конечно, за ней побегать, но так, по привычке.

Как я уже упоминала, я хозяйка-ехидна: ночи мои кошки проводят отдельно от меня в коридоре. Но на мой день рождения любимое коммунальное хозяйство преподнесло мне подарочек, оставить котёнка в коридоре ждать визита канализации я не смогла и предложила Фиме свой диван. Прямо скажем, по-моему, радости совместного сна с кошками сильно преувеличены. Несмотря на обилие других подходящих мест для ночного досуга, она, разумеется, выбрала меня. Итак: по мне прыгали, бегали, катались клубочком; меня кусали за пальцы и за ухо; под одеяло копали тоннели; мне оглушительно сопели и мурчали, тщательно облизывали каждую прядь волос (укладка утром была феерична – ибо я в середине ночи окончательно озверела и отрыла в шкафу гипюровый чепчик с оборочками, сшитый пару лет назад хохмы ради: такой чепчик, да на старательно обслюнявленную голову…) А если это гиперактивное чучелко всё-таки засыпало, то стоило мне лишь проснуться (не повернуться на другой бок, не открыть глаза – просто проснуться), мирно спящая до того Фима тут же вскакивала, готовая к новым игрищам. В общем, ночь удалась. Пара следующих была поспокойнее: Фима спала на половине дивана, растянувшись на спине и раскинув лапы. Попытки её подвинуть неизменно заканчивались игрищами. Четвёртая бессонная ночь закончилась бесславной депортацией – которую Фима восприняла на удивление легко и беспроблемно. Мой ночной сон снова стал безмятежным, тем более, что я в совершенстве освоила навык сна с подушкой на ухе – как правило, Фима тиха и неразговорчива, но она совершенствуется, и её утренний вопль в щёлочку под дверью становится всё более гнусным, громким и затейливо-переливчатым.

Во время очередного похода к ветеринару было сказано, что девица в идеальном весе по породе и возрасту, так что пришлось слегка ограничить Фиму в еде и прибавить физических упражнений. Когда она галопом несётся вдоль по коридору за мячиком, под серо-серебристой муаровой шкуркой играют и переливаются мускулы. К вкусняшкам она почти равнодушна, а вот ко всяким интересным занятиям вроде залезть/спроворить/утащить – прямо-таки с вожделением. И, кстати, куда пропала часть карт памяти от фотоаппарата? Никто не признаётся...

 
 
 
 

Перетянули с папой старое кресло-качалку: предоставили новый фронт работ для обдирания и прыжков – хотя, вообще-то, в плане домохозяйства Фима почти идеальна. Это Лизочка любила уронить что-нибудь и посмотреть, хорошо ли упало. Фима любит знать, как оно устроено и что у него внутри – «чисто из детского любопытства» (с) Спихнуть на пол лапой? – да ни за что! это не наш метод. Фима берёт вещь в зубы и аккуратно, но быстро растворяется в задиванном пространстве. И там с комфортом увлечённо чавкает и, по-возможности, съедает. Впрочем, про «увлечённо чавкает» – это я погорячилась: как правило, чавкает она чем-то непредназначенным к поеданию, поэтому знает, что отберут – и быстро-быстро убегает, задравши хвост, при малейших признаках моего интереса. Впрочем, рот к осмотру предъявляет безропотно; пару раз я вытаскивала недоеденный полиэтилен, однажды – проволочную «закрутку» для провода зарядника. Фамильярных прикосновений она не терпит, но при этом спокойно даст почистить глаза или посмотреть, что это у неё такое пристало к носу.

 
 
 
 
Наконец-то я поставила вожделенную дверь-антикошку на балкон (она встраивается в стеклопакет и позволяет воздуху проходить в комнату и обратно, в отличие от шерстяной девицы, ценящей мои балконные посадки). Стоя на балконе и щёлкая эстетичной защёлочкой, демонстрирую новшество подруге – владелице семи килограмм рыжего мехового счастья. Фима, сообразив, что этот праздник жизни ущемляет её в правах, залезает на подоконник, вытягивается вверх во весь рост, цепляется передними когтями за многострадальную занавеску и начинает плавно покачиваться, не сводя с нас внимательного взгляда ярких апельсиново-рыжих глаз.
 
 
Да, у неё три основных выражения лица: «барыня в своём праве», «умная бедная сиротка с ротиком-скобочкой» и «вдумчивый исследователь». Здесь как раз наблюдаем трансформацию № 3 в № 2.
 
 
 
 
У всех, видевших Фиму, вызывает удивление её хвост: в штатном положении он плотной каралькой упруго уложен на спину, в результате чего её пушистая попка напоминает горделивый зад бабуина. Некоторые гости даже высказывали уверенность в наличии генетического брака – залома хвоста. Но это сугубо благоприобретённая черта, проистекающая от бесстрашного характера (хотя нет зверя страшнее пылесоса): во время расслабленных валяний хвостик тряпочкой свисает строго вертикально и с минимальным радиусом закругления ровно с того места, где заканчивается подстилающая поверхность.
 
 
Как и всякая правильная кошка, Фима любит поспать. Ей нет нужды в домиках, дуплах и потайных норках – она всегда привольно раскидывается на чём-нибудь мягком и удобном, так, чтобы все видели её – и чтобы она не пропустила что-нибудь интересное. Иногда случаются конфузы: если во время крепкого сна на узком подоконнике повернуться на другой бок или излишне свесить лапу на тёплую батарею, то можно громко упасть… поэтому не помешает дополнительно закрепиться лапой (а то и двумя) всё в той же несчастной занавеске.
 
   
 
 
В этом рассказе мало фотографий, и они однообразны: тёмные питерские зимние деньки и, тем более, вечера, не способствуют фотосъёмке шустрой животинки. Но бриты оказались поразительной породой, и я очень рада тому, что прислушалась к совету друзей – и многословно стараюсь поделиться своим удовольствием.
 
 
 
   
   
 
 
 
 
 
 
Ещё немножко «было-стало»: разница между снимками – почти год.
 
 
Кто рано встаёт – тому бог подаёт… Этот которассказ обязан своим появлением исполненному ни свет ни заря наигрышу на интернет-кабеле с вокальным сопровождением – безошибочному средству побудки.
 
       
       
                 

 

Ещё про Фиму